Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей - Наталия Речка

– А по-моему, вполне сойдёт. Странную дамочку страшно было выпускать на улицу, она могла бы осмелиться ещё кого-нибудь придушить, вот её и изолировали.

– Как тогда объяснить, что Стольниковы сообщили о ней только на следующий день? К тому же звонки в милицию поступают дежурному, а не нам.

– Вас, Григорий Михайлович, многие знают, кто-то мог дать Стольникову Ваш номер мобильного… А всё-таки, кто из участников этой истории с удушением и похищением, овцы, а кто волки? Хотя Арнольдовна точно не овца, – рассуждал Витёк. – Товарищ майор, Вам, кстати, лучше? Чегой-то Вам ни с того ни с сего поплохело?

– В теме овец, волков, крыс, собак, сервалов появился ещё и тигр, – пробубнил Борцов, пребывая где-то далеко в своих мыслях.

– Григорий Михайлович, Вы вызываете у меня беспокойство, Вам обязательно надо отдохнуть, – сказал Витя, а сам тоже задумался.

– Витя, куда мы едем? – Борцов принялся наблюдать за видом из окон автомобиля.

– Я везу Вас домой.

– Отставить! У нас ещё дела в отделении.

– Я Вас отвезу домой, а сам поеду в отделение. Если кто будет спрашивать, скажу, Вы ведёте допрос свидетелей.

– Получается, я тебя вранью учу?

– Не Вы учите, я сам учусь, – улыбнулся Витя.

– Хороший ты, Витя, парень, – изрёк Борцов. Движение на шоссе стало оживлённее и, когда Зайцев снова смог перевести внимание на майора, то застал его в кресле спящим. Таким его и привёз, сдав в надёжные руки жены.

Автобуса долго ждать не пришлось, нахождение в общественном транспорте способствовало неприятным мыслям, последнее время одолевавшим Зайцева. Он снова усердно думал о предстоящем выборе: «Сказать или не сказать». Как не поверни, Витя по-любому видел себя предателем. Он пытался внушить себе, что сказанное Мариной не так уж и важно, но почему-то сам в это не верил. Видел, как Борцов старается изо всех сил докопаться до истины, чувствовал то напряжение, в котором тот пребывает и не мог подать ему ту веточку, за которую майор бы ухватился и выбрался с победой. Каждое доведённое до конца дело представлялось Зайцеву звёздочкой, нарисованной лётчиком-истребителем сбоку от кабины пилота за каждый сбитый самолёт противника. И вот, сейчас он мешает своему наставнику сбить очередной самолёт, точнее не помогает ему, хотя может помочь. Но, если он, Витя, позволит Борцову нанести этот удар, то пострадает и маленький самолётик – его Марина, которая решила быть благородной, выгораживая одного человека. А человек этот может быть опасен, он может оказаться убийцей или его сообщником. Стоп! Человек, которого выгораживает Марина, может убить и её! Тут Зайцеву самому стало нехорошо, и он вознамерился срочно ехать к Марине, нашептывая себе под нос оправдания: «Ничего, в родное отделение он заедет после, все-таки работа, как говорится, не волк…»

Борцов, выйдя сонным из машины, прямо в одежде рухнул на диван в гостиной и снова отрубился. Дина заботливо укрыла его одеялом, аккуратно подложив под голову подушку, занавесила шторы и на цыпочках вышла из комнаты, прикрыв дверь. Через час должна была подъехать Ниночка, её давняя и самая лучшая подруга. Муж порывался её встретить, но Нина всё отпиралась, зная со слов Дины, каким усталым он обычно возвращается с работы. Сейчас Дина была рада, что уступила подруге, сладко спящего мужа будить не хотелось. Ниночка уже отзвонилась, восторженно сообщив, что проехала почти две трети пути на электричке. Но помимо путешествия в поезде, до деревни, где жили Борцовы, оставалось ещё минут пятнадцать-двадцать тряски в такси, а бывало и больше в зависимости от того, будет ли открыт переезд. У переезда обычно собиралась длинная вереница машин, а когда шлагбаум открывали, почти каждая последующая машина начинала сигналить предыдущей, и это выглядело, по мнению Дины как-то совсем некультурно.

Нина собиралась провести у Борцовых две недели отпуска, ехать решила сразу после работы в пятницу, по случаю чего понимающие коллеги отпустили её пораньше. Её походная сумка была собрана тремя днями раньше, а мечтать об отдыхе под Москвой в доме любимой подруги, равно как и отсчитывать дни, Нина начала за месяц до отпуска. Когда-то она и Дина жили совсем рядом, а потом Динуля встретила Гришу и переехала из Москвы в Подмосковье. Судьбоносное событие произошло не без участия Ниночки. Именно Нина уговорила в то лето подругу провести отпуск в деревне, где у Дининой тёти был дом. Их прогулка по тамошним живописным местам в позднее время обернулась встречей со следователем, который оказался красив, умён и к тому же слыл местным героем. Герой влюбился в Дину, и она не смогла устоять. На свадьбе подруги Ниночка всплакнула, но её слёзы оказались напрасными: подругу она не потеряла, а напротив, приобрела ещё и хорошего друга, который мог дать юридически грамотный совет и имел связи в московской милиции, что никогда никому не помешает. Подруги стали созваниваться почти ежедневно, Нина иногда приезжала к Борцовым на выходные, как она говорила «подышать свежим воздухом», а Дина с мужем навещали её в Москве, когда останавливались там по делам. Одно время Борцов предпринимал попытки выдать Ниночку замуж за кого-нибудь из своих замечательных коллег, но успехом они не увенчались. Нина оставалась сильной и независимой, лелея мечту встретить мужчину ещё сильнее и независимей, к тому же умного, решительного, верного и дальше перечень достоинств не имел предела. Её мечты Дина называла супермегаиллюзиями и очень переживала за подругу. Уж сама-то она знала разницу между беззащитным одиночеством и спокойной уверенностью счастливой семейной жизни, но при этом понимала, что всё решает его величество случай.

Когда Нина приехала, хозяин дома ещё спал, и собрались они все только утром за завтраком. На столе стояла большая тарелка с блинами, банка клубничного варенья и блюдо с творогом, а также только испечённая подругами шарлотка и бутылка белого сухого вина, привезённая Ниной. У всех было хорошее настроение, в окна светило ласковое солнце, раздавался звон столовых приборов, запахи еды возбуждали аппетит. Собравшиеся немного подискутировали на тему политики, покритиковали зарплаты бюджетников. Ниночка поинтересовалась, достаточно ли внимания уделяет муж беременной жене, Борцов рассказал пару анекдотов. Пёс Стёпа вилял хвостом и попрошайничал, то и дело устраивая свою рыжую шерстяную голову Нине на колени. Дина чувствовала себя особенно счастливой: выходной день, муж дома, рядом подруга, с которой не заскучаешь, к тому же в ближайшие две недели у неё будет помощница по кухне. Нина умела и любила готовить, многие рецепты её кулинарных шедевров Дина взяла себе на заметку и нередко баловала Гришу прямо таки ресторанным меню. Борцов, привыкший жить самостоятельно, вполне и сам мог блеснуть поварским талантом, что значительно облегчало жизнь его жене, но в последнее время из-за его загруженности на работе почти все домашние заботы свалились на хрупкие Динины плечи.

Порассуждав с девчонками о том, о сём, Борцов вдруг непонятно зачем задал странный для гостьи вопрос:

– Ниночка, как ты думаешь, за что женщина могла бы убить?

– Да, за что угодно! Я, например, готова убить соседей, которые регулярно прокуривают наш подъезд в Москве, запах просачивается в квартиру, а я аллергик, страдаю!

– А из ревности?

– Гипотетически, да.

– Почему гипотетически? – удивился Борцов.

– Кому охота идти в тюрьму из-за блудливого придурка? – скорчила рожу Нина.

– А, если серьёзно?

– Серьёзно? – Нина задумалась. – Не дай Бог, кто-нибудь Диночку обидит, я бы за неё точно убила мерзавца, она ведь мне как сестра, – с этими словами Нина почему-то погрозила Грише половником, Дина рассмеялась и обняла подругу. Потом Дина стала вспоминать, как они с Ниночкой впервые увидели Борцова, и какое впечатление он на них произвёл, а подруга призналась, что немного тогда завидовала Дине, настолько следователь выглядел крутым парнем. Всё это говорилось, чтобы сделать приятное Борцову. Он это понял и от радости предложил вымыть посуду, хотя знал, что женщины не позволят ему трудиться на кухне.

Собрав грязную посуду в раковину, женщины стали перешёптываться, а Борцов уединился в маленькой комнате, делая записи в блокноте.

«Я бы за неё точно убила мерзавца, она ведь мне как сестра», – звучало у него в голове. Вспомнились также слова Ивана Сушко: «Фома отомщён, я могу теперь спокойно помереть, а в тюрьме и жить можно». Григорий решил, что в понедельник первым делом договорится о встрече с матерью Ирины Медниковой и удивился, почему он с этого не начал. «Старею», – пришло на ум никчёмное объяснение. «И Зайцев последние пару дней никаких идей вслух не высказывает, что так на него непохоже», – не ускользнуло от внимания майора.